В 2024 году на планете прошел ряд важных саммитов, на которых обсуждались экологические вопросы и достигнуты важные договоренности. Но главный вопрос пока открыт.
В 2024 году на планете прошел ряд важных саммитов, на которых обсуждались экологические вопросы и достигнуты важные договоренности. Но главный вопрос пока открыт – это финансирование экологических программ. Руководитель проекта АиФ «Экология России» Николай Терещенко и генеральный директор Фонда «Природа и люди» Сергей Рыбаков обсудили международную экоповестку, перспективы для России, а также роль бизнеса и частных лиц в природоохранной деятельности.
Николай Терещенко: Сергей Васильевич, давайте начнем с международной повестки. Какие события были самыми главными в 2024 году с точки зрения экологии и изменения климата? И какие из них – самые перспективные для Российской Федерации?
Сергей Рыбаков: Начну немного издалека. В 1991 году СССР распался, на международной сцене появилась Российская Федерация, но, тем не менее, пока еще продолжает сохраняться система Ялтинско-Потсдамских международных институтов. Это и международные финансовые организации, и ООН с Советом безопасности, и её различные институты, например, такие как Всемирная организация здравоохранения, ЮНЕСКО, Программа ООН по окружающей среде и другие. Пока никаких альтернатив этой системе не существует. В этом году ООН исполняется 80 лет. И пока именно эта организация является основной площадкой для проведения переговоров, некоей нейтральной территорией для любых стран, бизнеса, экспертов и гражданского общества. Серьёзных альтернатив, других организаций, обладающих таким серьёзным международным аппаратом, пока нет. Однако перед ООН сейчас стоят не менее серьезные вызовы. Во-первых, за 80 лет мир изменился, экономика серьезно изменилась, социальная сфера тоже, и естественно должна измениться сама организация. Во-вторых, появились действительно объективные глобальные вызовы, которые не зависят напрямую от политических лидеров, партий, конфессий и идеологий – это в том числе экологические проблемы и проблематика, связанная с климатическими изменениями. И в-третьих, появились инновации, новые информационные технологии, искусственный интеллект. Фактически технологии шагнули далеко вперед, а система управления осталась старой, архаичной. И как всё это между собой увязать – это, наверное, основная задача, которая существует на сегодняшний момент. На площадках ООН, на конференциях, которые она организует, это «увязывание» сейчас и происходит.
Возвращаемся к 2024 году – что было важно, что было перспективно. Есть цели устойчивого развития ООН, эти цели являются максимально высокими и признанными всеми. Это тот ориентир, куда весь мир должен двигаться к 2030 году – и государства, и бизнес, и экспертное сообщество. Достижение этих целей обсуждается каждый год на специальных конференциях. В этом году одна за другой прошли три таких конференции под эгидой ООН – по биоразнообразию, по климату и по опустыниванию. Их задачи взаимосвязаны, поэтому важно то, что повестка всех трех форумов как-бы перетекала из одной конференции в другую, и на конференции по опустыниванию в Саудовской Аравии получилось подвести некий итог большой работы за целый год по трем важнейшим экологическим направлениям одновременно. С точки зрения перспектив для России именно этот год показал, что нашу страну нужно слушать и слышать. Все увидели, что всё, что Россия заявляет – то она и выполняет. Для очень многих переговорщиков это было открытием, так как многие страны своих обещаний и заявлений на практике не придерживаются.
Например, есть позиция России по включению атомной энергетики в число так называемых «зеленых» источников энергии. И это стало очень сильным трендом в прошедшем году. Что это означает на практике? То, что, в конце концов, когда договоренности будут достигнуты, в любой стране мира: во-первых, увеличится строительство АЭС, а во-вторых, Россия на этом растущем рынке будет играть очень весомую роль. Этот процесс будет иметь максимальное содействие со стороны и государств, и банков, и разных корпораций развития. И здесь сходятся, по сути, интересы трёх крупнейших игроков – РФ, США и Китая. То есть – это позитивная точка соприкосновения между тремя крупнейшими державами, в том числе и в геополитическом смысле. И это нужно использовать, разрабатывая уже детали правил игры на этом огромном и крайне перспективном рынке. Напомню, что сегодня мы номер один и по объемам такой энергетики, и с технологической точки зрения. То есть – это очень серьёзная перспектива. Наши технологии вообще могут стать эталоном для всего мира.
Вы говорите о технологиях, когда отработанное ядерное топливо опять становится топливом? О неких безотходных технологиях?
Да, фактически это та самая экономика замкнутого цикла. С точки зрения атомной энергетики, и энергетики вообще – это та самая революция и с экологической, и с климатической точки зрения. Это гигантский шаг вперед. Вдумайтесь сами – ноль выбросов. Ноль. И отходы непосредственно по отработанному топливу минимальны. И это только один из примеров работы российских экспертов на прошедших конференциях. Еще раз повторюсь, позиция России всегда логична, без какой-то сиюминутной конъюнктуры, устойчива и надёжна, на неё можно положиться. Наши принципы не меняются.
Согласен. В отличие от тех же США – это очень важно. Одна партия приходит, развиваем нефтяную и газовую отрасль, вторая её сменяет – прекращаем бурение. И всё это на глазах изумлённой общественности и бизнеса…
Совершенно верно. Россия на таком фоне выглядит очень надежным, стабильным переговорщиком со своими логичными принципами и подходами. Это чёткий, ясный пример для всего мира. И сейчас это особенно важно.
А что происходило на саммите БРИКС с точки зрения экологии? Сейчас эта платформа тоже становится весьма популярной и важной.
Это тоже был очень важный международный трек. И построен он был на тех же принципах – открытость, логичность, надёжность позиции России, как переговорщика. Кстати, в следующем году Бразилия будет принимать одновременно и лидеров стран БРИКС, и конференцию по климату, и на саммите БРИКС в России эксперты по экологии во многом принимали во внимание этот момент. Также нужно учитывать, что саммит БРИКС будет в июле, а затем – в ноябре – климатическая конференция. Фактически со странами БРИКС все климатические вопросы нужно будет «утрясти» до лета и подписать декларацию на саммите, чтобы потом выступить с уже согласованной позицией на Конференции сторон по климату. Это весьма сложная, методичная, скрупулёзная работа, и у нас есть всего лишь пять-шесть месяцев до появления новой декларации. Это очень сжатые сроки. Главных экологических направлений на саммите БРИКС будет, скорее всего, пять: непосредственно климат, сохранение биоразнообразия, опустынивание, водные ресурсы и загрязнение окружающей среды пластиковым мусором. По этим пяти направлениям в течение января-февраля 2025 года нам нужно будет выдать свои предложения. Пока, как я уже говорил, предложения России находят отклик у стран-партнеров, в том числе у партнеров по БРИКС. Так, например, на саммите в Казани в общую декларацию вошли следующие наши инициативы: «Чистые реки БРИКС» и «Платформа экологически чистых технологий БРИКС». Лидеры стран БРИКС поддержали разработку Геологической платформы БРИКС и Платформы климатических исследований БРИКС, одобрили российскую инициативу по вовлечению молодежи в природоохранную деятельность.
Я предполагаю, что ключевым моментом и на саммите БРИКС, и на экологических конференциях ООН стали финансовые вопросы. Все благие инициативы, даже согласованные сторонами, надо финансировать, а вот с этим наблюдаются проблемы. Это так?
Да, на всех форумах значительное внимание уделялось финансовым вопросам. Так на первой из конференций было принято решение направить на сохранение биоразнообразия 200 миллиардов долларов. Это общая сумма в мире – в год. Грубо говоря, стороны договорились, что столько нужно. На конференции по климату договорились, что нужно выделять на адаптацию к изменениям климата еще 300 миллиардов долларов.
А каков принцип выделения этих ресурсов? Мы знаем, что в США и странах ЕС огромный дефицит бюджета. В Китае тоже наблюдаются определенные проблемы в экономике. То есть у трех крупнейших экономик мира, производящих 60% ВВП, экономические проблемы. И кто конкретно тогда даст эти деньги?
Так и есть, мы видим – государства не способны выделить такие большие деньги на заявленные цели. Единственная возможность финансирования – это привлечение частного капитала. Но для частного капитала важна мотивация. Зачем бизнесу это делать? Это и есть основная проблема, которая сегодня существует и обсуждается. Нынешняя Бреттон-Вудская финансовая система не предусматривает таких глобальных вызовов, и, соответственно, финансирования решения таких глобальных проблем. Соответственно, экологические проблемы стали неким триггером для того, чтобы человечество эту финансовую систему изменило. Либо надо создать что-то параллельно. Должен сказать, что те 500 миллиардов долларов, которые я упомянул – это даже не половина от нужной суммы. Это цифры, записанные в декларациях. На самом деле на конференциях назывались цифры до 1,3 триллионов долларов в год, которые необходимы для решения экологических вопросов. Как привлечь эти деньги? На этот вопрос пока ответа нет. И это на самом деле ключевая проблема. Экология «упёрлась» в экономическую и финансовую модели. По сути, экономисты должны придумать надёжную, долгосрочную систему, которая позволит финансировать экологические проекты. Причем, эта система должна быть равноправной для всех стран и компаний, а также не только фискальной, но и показывающей прибыль для участников рынка. Нетривиальная задача. И по сути – это один из основных диссонансов, который сейчас существует в мире.
Сейчас многие говорят об отдельной финансовой платформе БРИКС. Но мне кажется, что вопрос не в этом…
Не в этом. Когда создавалась Бреттон-Вудская система, её основатели, в том числе и СССР, просто не учитывали климатические и экологические риски. Собственно, 2025 год, с моей точки зрения, да и с точки зрения большинства других экспертов, будет годом поиска именно новой экономической модели функционирования мира. Это ключевой вопрос, и это очень сложный вопрос. Но большинство стран его уже осознали, поэтому есть определенный оптимизм, что человечество в очередной раз решит и эту проблему. А России в этой связи нужно предложить миру свою позицию по данной проблематике.
Я думаю, что пока экономисты будут думать над новой экономической конфигурацией мира, наиболее срочные вопросы будут решаться в виде государственно-частного партнерства. Точечно. Просто нет другого выхода. Ведь мы же видим – ледовый покров в Арктике уменьшается, вечная мерзлота деградирует, и эту проблему нужно решать уже сейчас. Никого ждать уже нельзя, нужно адаптироваться.
Видимо, да. Мы уже видим, что в России создается государственная система мониторинга вечной мерзлоты, а такие корпорации, как «Норильский никель» или «Новатэк», начинают сами придумывать, как им сохранить свой бизнес. То есть, пока идет разработка глобальной системы финансирования, у каждой страны уже есть и могут возникнуть свои наработки, которые станут частью этой новой системы. И компании, и государства будут просто вынуждены их придумывать, и предлагать миру. На тех же конференциях сторон, саммитах БРИКС и отраслевых форумах. Но еще раз повторюсь, вызовы глобальные, и система должна быть глобальной. Не получится так, чтобы в США была своя система, в Китае своя, а в России своя. Обмен опытом – да, возможен, но всё равно все должны совместно обо всем договориться. И важный момент здесь еще такой: в этих переговорах должны принимать равноправное участие страны, которые раньше называли «третьим миром». Изменения климата касаются буквально всех – и Африки, и всей Евразии, и обеих Америк, и Океании, и Австралии. Всех. Особо отмечу, что такую систему невозможно создать исключительно в рамках БРИКС. России, Китаю, Индии, Африке, Латинской Америке нужно сесть за стол переговоров и договориться с США и Европой. Этому нет альтернативы. И площадки, кроме ООН, для этого пока тоже не существует.
Получается, что климатическая и экологическая повестка должна объединить всех?
Да, экологическая повестка является триггером, который показывает – ребята, пора садиться за стол переговоров. Это пока не стало ещё публичным трендом. СМИ и блогеры пока дудят в разные дудки, но на экспертном уровне это понимание уже созрело. И скоро оно выйдет в публичную плоскость, станет мейнстримом. Сам переговорный процесс по новой экономической модели – это не год и не два. Это может быть и десять лет.
И что делать эти 10 лет?
Как в любом семейном бюджете – решаем наиболее срочные и наболевшие проблемы. Затыкаем дырки и тушим пожары. И на базе этого будут вырабатываться какие-то технологии, которые потом, возможно, будут учтены при переговорах. Бизнес будет учиться зарабатывать на экологических программах, например, создавать из отходов новые продукты, то есть увеличивать доходы, увеличивать производительность труда, а также снижать расходы на ликвидацию тех же аварий, на лечение людей в неблагоприятных регионах, и так далее. Эти технологии тоже будут учитываться при переговорах, как реальный позитивный опыт. Будет учитываться и негативный опыт, например, отказ от атомной энергетики в некоторых странах. И такое тоже будет.
Не могу не задать вам вопрос, как директору фонда, который активно занимается сохранением биоразнообразия – какие приоритеты в этом направлении были в 2024 году? Почему мы спасаем какие-то виды животных и растений, а на другие не обращаем внимание? И зачем вообще нам сохранять биоразнообразие? Мамонты вымерли, а человечеству стало только лучше…
Я отвечу не как участник конференций по биоразнообразию, а именно как гендиректор Фонда «Природа и люди». Насчет приоритетов, если коротко, выделю два аспекта. Во-первых, есть организмы, животные и растения, являющиеся индикаторами общего экологического состояния окружающей среды. Например, русская выхухоль живёт только в тех водоемах, где чистая вода. Нет выхухоли, значит, акваторию пора лечить. И цель здесь – не только спасение непосредственно этих зверьков, а лечение всей экосистемы. Для человека в том числе. Это и есть то самое гармоничное взаимодействие человека и природы. Сохранять природу необходимо для самих людей. Это ключевая идея. А выхухоль – это барометр. То же – с китами. Есть киты в Охотском море, значит, всё нормально. Популяция уменьшается, значит, есть проблемы. Вопрос – какие проблемы? Чем это может грозить людям? Ведь главная проблема в том, что изменение биоразнообразия, как и изменение климата грозит непредсказуемыми последствиями для человечества. Когда людей было мало, а мамонтов много, человечество, по сути, их истребило и перешло к другому виду хозяйствования – стало выращивать пшеницу и домашний скот. Или часть людей просто перешла на другую территорию, где мамонтов больше, или пастбищ для скота больше, или земли более плодородные. А сейчас людей стало восемь с лишним миллиардов, и переходить им уже особо некуда, поэтому надо изучать биоразнообразие, сохранять его, где-то восстанавливать, чтобы не допускать непредсказуемых последствий. Во-вторых, кроме организмов-индикаторов есть хищники, вершина пищевой цепочки. Тот же белый медведь. Если он вымрет, мы тоже не понимаем, какие организмы придут ему на смену. Какие будут последствия? Вдруг, у нас увеличится количество промысловой рыбы, например, которое потянет за собой уменьшение чего-то полезного для человека, например, каких-то водорослей, которые дают гигантское количество кислорода? Я говорю сейчас гипотетически, но известны случаи, когда уничтожение волков приводило к катастрофическим последствиям для людей в этой местности. Про реликтовый лес я уже даже не упоминаю. Чтобы дерево давало кислород в больших объемах, нужно 200-300 лет. Никакими новыми посадками это не заменишь. А без кислорода нет жизни на Земле. Именно поэтому сейчас настал тот момент, когда человечество осознало, что надо изучать и сохранять братьев наших меньших, биоразнообразие, чтобы выжить самим.
Я знаю, что вы для Минприроды РФ еще разработали некое программное обеспечение для раннего предупреждения о пожарах. Расскажите об этом немного. Это была работа под заказ за госсчет? Или это непосредственно разработка фонда?
Это наша разработка, которую мы сделали и предложили Министерству природных ресурсов и экологии абсолютно бесплатно протестировать в 2025 году. Министерство одобрило этот пилотный проект. Его суть в том, что данная программа позволяет за счет спутников, которые мониторят поверхность Земли, определять места возгораний и быстро оповещать соответствующие службы, чтобы те быстро принимали решения. Причем, оповещение идет сразу нескольких регионов – и того, где произошло возгорание, и соседних, если возгорание опасное. Таким образом, уменьшается время на реагирование на пожар. Это на самом деле самая критичная проблема. Чаще всего пожар разгорается сильно потому, что его просто поздно заметили и поздно среагировали.
Еще я заметил, что у вас много бизнес-партнеров, которые спонсируют ваши исследования, ваши проекты, причем, это не какие-то гигантские корпорации, а в основном средний бизнес. По сути – это ведь модель взаимодействия государства, бизнеса, частных лиц и общественных организаций, которую можно распространять и масштабировать, не так ли?
Вы знаете, я вам даже больше скажу. В самих компаниях сотрудники приходят к своему руководству и спрашивают, кому и как можно дать деньги, чтобы они пошли на пользу природе. И мы – такая вот организация, концентрирующая частные пожертвования граждан нашей страны, которые направляются на проведение тех или иных важных экологических исследований, создание новых природоохранных технологий, восстановление биоразнообразия. Если резюмировать, получается так, что есть цели устойчивого развития, есть пути их достижения и бюджеты, о которых все страны друг с другом в принципе договорились. То, что есть изменения климата, все признали. О том, что нужно к ним адаптироваться, все согласны. При этом от митигации, от уменьшения выбросов никто не отказался. О том, что нужно сохранять биоразнообразие, тоже все договорились. По борьбе с опустыниванием тоже есть согласие. Чего не хватает? Не хватает системы финансирования необходимых мероприятий. Об этом еще предстоит договориться. Пока эти переговоры будут идти, пока экономисты придумают новую систему, пока глобальные бизнес-структуры будут между собой договариваться, внутри государств и межгосударственных объединений будут идти свои дискуссии, нарабатываться свой опыт. Это опыт и большого государственно-частного партнерства, и такого партнерства, которое осуществляет Фонд «Природа и люди». То есть мы решаем какую-то конкретную маленькую проблему и нарабатываем опыт по взаимодействию с людьми, с частными лицами, которые помогают финансировать и реализовывать проекты, в моменте выпадающие из государственных программ. Таким образом некоммерческие организации при поддержке обычных людей выступают в качестве буфера, ведь именно им необходимо первыми, до того, как подтянется бизнес и выработает системное решение государство, отреагировать на постоянно возникающие перед человечеством экзистенциональные вызовы.
