Потрясающий факт – 95% предметов музейного фонда никогда воочию не видел и не увидит зритель. Главная функция храмов искусств – сохранение исторических и культурных ценностей. Правда, в процессе цифровизации музеев раритеты становятся доступными для просмотра в интернете.
Об этом подробнее рассказал начальник отдела цифрового развития Музея-заповедника истории Дальнего Востока имени Арсеньева, фотограф, культуролог Вячеслав Иванов.
Не сдуть пылинки с раритета!
– Вячеслав, я узнала, что вы совершаете в музее настоящую цифровую революцию. Если подробнее, какова ваша задача?
– Мы создаем продукт, красивую полезную картинку, которую интересно применять в медиапространстве, чтобы приблизить коллекции к зрителям. Занимаемся оцифровкой экспонатов для дальнейшего их размещения в сети Интернет, в цифровых каталогах. Наша миссия очень понятна. Во-первых, большинство предметов посетители музеев не увидят никогда, ведь открыто выставляются лишь единицы хранения. Во-вторых, многие фондовые раритеты, требующие реставрации, находятся на особом учёте и ждут своей очереди десятилетиями.
Задумайтесь, ведь, к примеру, веточка гербария не может существовать в течение 500 лет… Поэтому нам надо запечатлеть предметы красиво, качественно и показать зрителю. Второго шанса может и не быть.
Интересное наблюдение. У нас есть круг людей, которые постоянно приносят в музей вещи, предметы. И когда не видят их в витринах, на открытых пространствах, удивляются. С нашей точки зрения, это наивно, с точки зрения дарителя – далеко не смешно. Но главная функция музея – сохранять. Но, безусловно, экспонирование – тоже одно из важнейших направлений.
– Зачем вообще люди идут работать в музей?
– По образованию я культуролог и фотограф, и совмещение этих двух профессий оказалось очень востребованным в век компьютерных технологий. Начинал я работать в родном Ярославле, где понял, что люди идут в музей за чем угодно, только не за зарплатами, они – настоящие фанаты своего дела. Затем я перешёл в федеральный Ростовский Кремль, это очень важный период моего становления. Так, мы с коллегами сделали большой каталог по колоколам. Лет 10 назад ещё не было понимания – как снимать такой большой, трудный в плане подъёма объект. Как его показать? Давно установлены нормы по фотосъёмкам картин, скульптур, а относительно колоколов не было определённых правил. И мы с коллегами в Ростовском Кремле начали разрабатывать методику, как правильно колокол зафиксировать.
– Если вернуться к вашим предшественникам. Когда начали фотографировать музейные реликвии?
– Ещё во второй половине 19 века, и первооткрывателем в этом был Британский музей, где поставили задачу – зафиксировать экспонат в текущем состоянии. Учитывая уровень техники, тогда работали грубо, часто приходилось идти на ухищрения – например, для эффекта натирали скульптуры определённым химическим составом. В наше время музейные фотографы не имеют права «фотошопить», приукрашать экспонаты. Образно говоря, мы даже не можем пылинки сдуть с объекта, это уже будет вмешательство, искажение реального облика.
– Три года назад вас пригласили на работу в Музей-заповедник истории Дальнего Востока. Руководитель отдела цифрового развития – звучит престижно?
– Я не столько совершаю революцию в музее, сколько ратую за системный подход. Раньше здесь не было понимания того, как вести цифровой архив – аудио, видео, фото, изображения, сканы документов.
– Три года назад вас пригласили на работу в Музей-заповедник истории Дальнего Востока. Руководитель отдела цифрового развития – звучит престижно?
– Я не столько совершаю революцию в музее, сколько ратую за системный подход. Раньше здесь не было понимания того, как вести цифровой архив – аудио, видео, фото, изображения, сканы документов. Порой приходилось сутками искать нужный предмет в архиве. 628 тысяч единиц хранения – это не шутка. И мы начали с того, что этот процесс систематизировали.
В идеале наша цель – чтобы каждый предмет коллекции имел свою фотографию. Следует оцифровать экспонаты для Государственного каталога, где все желающие могут посмотреть, что в музее хранится. Такая работа требует тщательного подхода. Допустим, коллекцию фарфора или мечей мы можем фотографировать в течение полугода. А есть ещё простая, потоковая сьёмка, где нужно быстрее выполнять госзадание. Так, минкультуры ведёт работу по приближению коллекции к зрителю. То же самое касается библиотек, картинных галерей, музеев.
Музейные жрецы
– Любопытно: а что представляют собой фонды? И где они находятся?
– Большие фондовые залы, комнаты в главном корпусе расположены везде. Вот, буквально у лестницы за дверью – изобразительные коллекции, плакаты, этнография, периодика. В другом коридоре – мебель, наверху – фонд металла. Есть отделы кожи, ткани, документов, фарфора и так далее.
– По какому принципу предметы систематизируются?
– Всё делится по направлениям, у каждого – есть свой ответственный хранитель. И кроме хранителя никто не имеет к раритетам доступа. Не так просто получить коллекцию для оцифровки. Пишется обоснование, составляется список экспонатов, запрос хранителю на их выдачу. Специалист тщательно оценивает состояние предметов, возможность выдачи, после положительного решения – бережно, в перчатках экспонаты извлекаются из хранения. Хранители – это почти музейные жрецы, живущие по своим особенным законам. Они глубоко погружены в каждую деталь.
– Вы говорите, оцифровка – небыстрое дело?
– Особенно это касается объёмных предметов. Их необходимо показать со всех сторон, высветить клеймо и так далее. Вот сейчас мы работаем над каталогом холодного оружия. В старом издании 15-летней давности обнаружен ряд неточностей, и за это время были новые поступления. Сейчас мы делаем более фундаментальный каталог, в современном формате.
– Как вас изменила эта работа?
– Я начал собирать свою коллекцию фарфора. И у меня появилась привычка: когда я вижу в быту старинную вещь, смотрю на нее как эксперт. Хочется отобрать и поставить за стекло! (Улыбается.) А ещё мне безумно интересно вчитываться в подшивки газет начала XX века. Сейчас многое в них кажется наивным, но тогда была совсем другая жизнь.
Как звучит крепость
– А что нового делается в музее для зрителя?
– На первый план вышли большие масштабные передвижные выставки. Допустим, в преддверии ВЭФ мы открываем очередную выставку из Музеев Московского Кремля – «Эпоха Фаберже. Золотой век русского ювелирного искусства», она займёт весь третий этаж и продлится четыре месяца. Много выездных выставок собственного производства, от нашего музея, которые путешествуют по Дальнему Востоку – Благовещенск, Камчатка, Комсомольск-на-Амуре. Большим успехом отмечены проекты «Судьба командора. Камчатские экспедиции Витуса Беринга», «Легенда о Беловодье».
– Второй год продолжается фестиваль «Владивостокская крепость». Каковы предварительные итоги?
– Казалось бы, где крепость, а где цифровое развитие? Но мне захотелось погрузиться в эту историю, стать куратором фестиваля. В его рамках прошло немало заметных событий, концертов, просветительских мероприятий. На объектах крепости реализуется множество идей. Так, в этом августе состоялся фестиваль технологического искусства «ПУСК» на форте Поспелова. Современные художники со всей страны представили световые инсталляции, было очень эффектно, собралось более 4 тысяч посетителей.
– А ещё грандиозные концерты на фоне фортов. Это впечатляет.
– Иногда нам задают вопрос – зачем вам это нужно? Но музею переданы практически 70 объектов уникального наследия, и нам нужно донести до людей, что на это стоит прийти и посмотреть. Во-вторых, синтез искусств, мультикультурный подход – это всегда здорово.
– И как звучит крепость?
– Это мы услышим 14 сентября. На 13-м пороховом погребе прозвучит сюита о Владивостокской крепости и городе в исполнении симфонического оркестра и академического большого хора «Мастера хорового пения» радио «Орфей». Партию чтеца исполнит актриса Ирина Апексимова. Остаётся надеяться на хорошую погоду – ясное небо в отсутствие дождя.
ДОСЬЕ:
Вячеслав Иванов
Родился и вырос в Ярославле.
Образование: ЯГПУ им. К.Д. Ушинского (Ярославль), George Brown College (Торонто).
В «музейном деле» с 2014 года.
Куратор фестиваля «Владивостокская крепость».
