Добыча водных биоресурсов сокращается. Цена на рыбу, как видит каждый из нас, кто ходит в магазин, растёт. И пока перспективы не радостные. В первую очередь, для рыбаков. И, как следствие, для покупателей их продукции. А с учётом принятия в конце прошлого года Федерального закона о втором этапе инвестиционных квот перед малыми и средними предприятиями отрасли «замаячила» перспектива банкротства.
Почему так происходит, действительно ли в России построят новый флот для рыбаков и как жить дальше? На эти вопросы ответил президент Ассоциации рыбохозяйственных предприятий Приморья Георгий Мартынов.
«Телега впереди лошади»
Дмитрий Хабалов, «АиФ-Владивосток»: Георгий Геннадьевич, давайте начнём с последних событий, касающихся рыболовецких компаний. Что такое закон о втором этапе инвестиционных квот и почему представители отрасли были против его принятия?
Георгий Мартынов: Рыба в России – федеральный ресурс. Все важнейшие решения, касающиеся её добычи, переработки и «правил игры», принимаются правительством страны. С 2004 года в законе «О рыболовстве» был закреплён «исторический принцип» распределения водных биоресурсов среди компаний,то есть те из них, кто имел флот, опыт, годами работал на рынке, получали преимущество при выделении объёмов для промысла. Квоты выделялись сначала на 5, потом – на 10, и, наконец, - на 15 лет. Это позволяло компаниям «вдолгую» планировать свою хозяйственную деятельность. Конечно, идеальной схемы нет. Критики отмечали, что такая схема мешает появлению в отрасли новых игроков.
В итоге в 2016 году в Федеральный закон «О рыболовстве» были внесены изменения. 50% от общедопустимого объёма вылова крабов, 20% от квот на минтай и сельдь стали распределять через аукционы. Замечу, что речь идёт о тех видах добычи, которые наиболее привлекательны для рыбаков.
Компаниям было предложено вкладывать инвестиции в развитие отрасли в обмен на водные биологические ресурсы. Первые аукционы провели в 2018-2018 годах. Изъяли у рыбаков и продали на аукционах 50% квот на краба и 20% минтая, сельди и трески в северном промысловом районе.
Победители 42-х крабовых аукционов не только заплатили за ресурсы, но и взяли на себя обязательство построить краболовы.
Другая ситуация была по квотам на минтай, сельдь и треску. 15 из 20% предложенных объёмов сопровождались обязательством по строительству крупнотоннажных рыбопромысловых судов, еще 5% - по возведению береговых рыбоперерабатывающих комплексов. Эти аукционы проводились на понижение стартовой цены. Обязательным условием был примерно такой же объём «исторических» квот, как и приобретённый на торгах.
- Видимо, такой подход оправдался, раз сейчас на торги решили выставить остававшиеся у компаний квоты на краба и другие виды водных ресурсов?
- Заводы по переработке на берегу в основном все построили, кто брал не себя такие обязательства. Речь о предприятиях по переработке минтая, делают филе.
А вот строительство крупнотоннажного флота пробуксовывает. По крабу и строительству краболовов ситуация сложнее. Хитрость в законе заключается в том (и она до сих пор осталась), что, если ты за 5 лет не построил судно, никаких штрафных санкций не предусмотрено. Особенно по квотам на глубоководные крабы. Как в том анекдоте - «ну не смогла». При этом за пять лет добычи валютоёмкого ресурса можно с лихвой вернуть средства, потраченные на аукцион, закрыть все операционные расходы (зарплата, налоги, подготовка к промыслу) и получить прибыль.
Ещё один момент. В первые аукционы попали и глубоководные крабы. В чём разница? Шельфовые крабы ловятся на глубине 600-800 метров. А глубоководные – от 1,5 тысяч до 2,5 тысяч метров. Соответственно у судна должно быть совершенно другое оснащение. Это более дорого. Однако рыночная цена на глубоководного краба ниже. В лучшие времена она составляла 8-9 долларов за килограмм против 40-45 долларов за кило камчатского краба, пойманного на шельфе.
Да, весь глубоководный краб шёл на экспорт. По российским санитарным нормам, в этой продукции превышен уровень содержания мышьяка и других вредных веществ. В основном на уровень концентрации вредных веществ оказывают влияние донные отложения. Плюс в России и за границей разнятся методики определения концентрации органического и неорганического мышьяка. Но речь не об этом.
8,5 тысяч тонн таких глубоководных крабов было выставлено на аукцион. Никто не хотел покупать. В итоге цена лотов снижалась. С 740 до 220 миллионов по одному из лотов. В результате эти квоты купили. Но покупатели даже не начали строительство нового флота.
- Почему?
- До инвестиционных аукционов в 2018 году Приморский край был основным добытчиком этого вида биоресурсов. На нём специализировалась наша компания «Восток-1».Они вообще открывали этот вид промысла, разрабатывали технологию. Другие приморские предприятия также специализируются на глубоководном крабе.
Так вот мы с руководителями компании посчитали, что без заёмных средств судно для промысла глубоководного краба окупится через 33 года. А квоты на 15 лет. Представители «Востока-1» лучше всех знали, насколько это сложно и дорого (при условии необходимости строительства флота). Поэтому руководство компании даже не выходило на эти аукционы. В итоге некоторые компании – победители этих аукционов квоты даже не стали осваивать.
Мы просили правительство вернуть эти объёмы в промышленные квоты. Но увы. В итоге в ряде компаний сократили экипажи, люди просто остались без работы. Спросите, не выбрали объёмы, ну и Бог с ним. Ведь за квоты деньги отдали. Это так, но есть и другие вещи. В год государство не получало около 2 миллиардов рублей в виде налогов. Работа-то не велась.
- Получается, правительство, не разобравшись с итогами первого этапа инвестиционных квот, инициировало второй?
- Мне, как представителю рыбохозяйственных компаний, было не понятно, какие цели преследовало государство, вводя аукционы. Браконьерства, хищения ресурсов в промышленном масштабе сегодня в России нет. С этой проблемой разобрались. Увеличили объёмы добычи? Нет. Сделали рыбу доступной для населения – тоже нет. Только у рыбаков появились дополнительные проблемы и «головная боль».
Обязательство строить новый флот привело к тому, что компании взяли кредиты. По итогам первого этапа закредитованность отрасли была 420 миллиардов рублей. Эта цифра официально озвучена в отчёте Счетной палаты России, которая рассматривала итоги первого этапа закона об инвестиционных квотах. И эти затраты «ложатся» на итоговую цену для потребителя. Даже достроим мы все суда по первому этапу. Будем выпускать на заводах филе минтая, фарш сурими. Себестоимость продукции будет очень высока для внутреннего рынка России. А с поставками на экспорт сегодня сложности по понятным причинам. И как в итоге развиваться рыбодобывающим компаниям дальше?
Строительство флота буксует
- Итоги первого этапа для рыбаков не самые удачные. Но, может быть, нам удалось возродить судостроение?
- Главная задача рыбной отрасли — это всё-таки не постройка судов как таковая. Считаю, что мы должны обеспечить поставки на рынок рыбной продукции. Убеждён, что нельзя решать проблемы одной отрасли за счёт другой.
Я еще 7-8 лет назад доказывал вице-премьеру правительства (на тот момент куратору судостроительной отрасли) Дмитрию Рогозину, что со строительством флота для рыбаков будут проблемы. Увы, так и случилось.
Если говорить о судостроении, то в России мы можем построить только корпус судна. Никакой начинки у нас нет. Двигателей, навигационного оборудования. Даже в СССР практически не строили крупнотоннажный флот для рыбаков. Только в Николаеве делали БАТМы (большой автономный морозильный траулер). РТМСы (рыболовный траулер морозильный) мы строили в Германии. Плавбазы Советский союз строил в Японии, Польше, Финляндии, Испании.
В России отсутствовала практика и опыт для строительства крупнотоннажного флота. Средние и малые суда - да, мы можем сделать. Заводы в России в 2018 году, когда рыбаки получили условия заказывать суда, были абсолютно не готовы к строительству флота. Мы предупреждали правительство, писали обращения. Но не были услышаны.
- Но, судя по отчётам, сейчас суда всё-таки начали строиться?
- Руководство Объединённой судостроительной корпорации сегодня прямо говорит, что оно сделало ошибку. Согласилось на не серийное строительство судов. Что ведь получилось. Каждое рыболовецкое предприятие начало заказывать суда «под себя». Рыбаки брали лучшие образцы по каждому направлению – навигация, двигатели. У кого в мире что есть. Сами собрали всё это в единые проекты. И на каждой верфи в России каждый собственник рыбодобывающей компании заказывал «своё видение» идеального судна. По мнению руководителей ОСК, это является одной из причин возникших при строительство флота проблем. Нужно строить линейки судов. Этого рыбками не предложили.
Это как в салоне по продаже машин. Покупатель приходит и выбирает нужное авто. Исходя из сочетания цена-качество-функционал. Мы просили судостроителей – покажите нам линейку судов, которые вы готовы построить.
Да, рыба – федеральный ресурс, мы законопослушные рыбаки. Мы понимаем политику государства, направленную на возрождение судостроительной отрасли. Но мы предупреждали, что будут проблемы.
А с февраля 2022 года, когда в отношении России были введены беспрецедентные санкции, нам стали отказывать в поставках даже уже оплаченного оборудования для судов. А о тех составных частях судна, которые были заложены в проектах, но не выкуплены, сейчас и речи быть не может. Их точно сейчас для России никто делать не будет. Возьмём двигатели. Сейчас Минпромторг в ответ на наши запросы пишет, что российские двигатели для среднетоннажного флота можно сделать лет через 5, а главные двигатели для крупнотоннажного флота – через 9 лет.
Малые и средние суда, да, построить можно. С другими есть вопросы.
Что делать?
- Наверное, в новых правилах игры, принятии закона о втором этапе инвестиционных квот были заинтересованы крупные игроки на рынке. Им проще купить квоты, да и решить вопросы со строительством судов?
- Изначально большинство крупных игроков на рынке тоже были против аукционов. Выступали за исторический принцип распределения квот. Но закон принят, и законопослушные рыбаки будут его выполнять.
Сейчас принято решение продать оставшиеся 48% крабовых квот и еще 24% минтая и сельди от общедопустимых объёмов улова. С учётом первого этапа, теперь 100% ОДУ на краба, 44% квот на сельдь и минтай будут распределяться через аукционы.
Общественные организации проделали огромную работу, чтобы затормозить принятие закона. Мы плотно сотрудничаем с органами государственной власти. Я вхожу в рабочую группу, которая давала оценку закону о второмэтапе инвестиционных квот. Мы пять раз «заворачивали» первый вариант нового законопроекта. Мы персонально письменно обращались к каждому депутату Государственной Думы с просьбой не принимать закон о втором этапе инвестиционных квот. Проводили парламентские слушания. Создавали согласительную комиссию. Но в итоге закон всё-таки был принят.
- Сделать ничего не получилось?
- Кое-что нам удалось решить. Мы убрали из инвестиционных квот такие виды водных биоресурсов, как беспозвоночные, моллюски, ежи. Вопрос шёл и по креветке. На их добыче также специализируются многие приморские предприятия. Что грозило нашим рыбодобывающим компаниям? Приведу пример. Приморская компания «Акватехнологии» добывает, среди прочего, моллюсков и ежей. Их продают за границу. И на эти деньги могут организовать работу берегового перерабатывающего завода в Каменке. Это в Дальнегорском округе. На заводе 300 рабочих мест. Добыча моллюсков и беспозвоночных позволяет развивать «Акватехнологиям» другие направления работы - прибрежное рыболовство и переработку на берегу.
Частично мы отстояли интересы малых и средних компаний. На аукционы выставят не 50 процентов оставшихся квот на краба, а 48%. Еще 2% будут распределены среди небольших участников отрасли. Таких предприятий по побережью Приморского края много. Они не смогут участвовать в аукционах, бороться с крупнейшими игроками на рынке. Просто не найдут для этого средства. И объёмы, которые они могут освоить и осваивали, значительно меньше, чем в лоте. У компаний было по 200-400 тонн краба в год. А лот на аукционе – это несколько тысяч тонн. Так что пока некоторые предприятия смогут как-то работать.
- А каковы перспективы у других компаний?
- Крупные игроки, конечно, примут правила игры. Но вот другие. В Подъяпо́льском в Шкотовском районе есть колхоз «Приморец». Он является градообразующим предприятием. В малые предприятия колхоз не попадает. И если у него заберут сейчас квоты на краб, уменьшат квоты на минтай и сельдь, компанию ждут сложности. Людям просто негде будет работать. А кроме колхоза «Приморец» в Подъяпольском практически нет других предприятий. И перспективы у компании, увы, печальные. Боюсь, не смогут они нормально работать уже через год.
- И когда могут начаться серьёзные проблемы?
- Этот год станет определяющим для многих предприятий отрасли. Или годом начала заката для многих компаний. До 1 декабря 2022 году аукционы по второму этапу не прошли. Поэтому в этом году каждый работает с объёмами этого года. А вот дальше. Мы сейчас работаем с нормативно-правовой документацией, подзаконными актами, которые конкретизируют принятый ФЗ. Смотрим чуть ли не по каждому предприятию, чем сможем помочь.
Считаю, что главная проблема в том, что в России на уровне правительства нет чёткого плана развития рыбохозяйственного комплекса. Нельзя возрождать судостроение, губя рыбаков. Мы могли бы развиваться без аукционов, увеличивая объёмы добычи и снижая себестоимость. Но государство пошло другим путём. Можно ведь было сделать по-другому. Допустим, на сардины иваси никаких аукционов нет. Дёшево стоят на рынке, не интересны многим. А ведь можно было увеличить их добычу на 20%. Выловил этот вид рыбы, получи дополнительно тысячу тонн крабовых квот.
- Людям, кто покупает рыбу, чего ждать?
- Доступной по цене рыбы станет меньше. В 2004 году в России был зарегистрирован исторический минимум добычи рыбы и морепродуктов – 2,9 миллиона тонн. За 15 лет, к 2018 году, эта цифра достигла 5 миллионов тонн. После первых инвестиционных аукционов отрасль потихоньку снова стала «проседать».
По международным нормам, которыми оперируют врачи, человек должен есть 22 килограмма рыбы и рыбопродукции в год. Я не беру другие страны, типа Норвегии и Японии. Но, думаю, скоро мы даже до среднего показателя в 22 килограмма не будем дотягивать.
Рыбы россияне потребляют всё меньше и меньше, и вот та проблема, которая не должна ускользать от внимания государства за всеми обсуждениями заказов для верфей и каких-то новых проектов для рыбопромышленников.
Кстати
На сегодня более 70% водных биологических ресурсов России добывается в ДФО. При этом Дальний Восток получает менее четверти всего объёма инвестиций на строительство промыслового флота и рыбоперерабатывающих предприятий. Инвесторы, получившие квоты на вылов тихоокеанской рыбы, предпочитают строить корабли и переработку в европейской части страны. Благодаря внедрённому по поручению Президента России механизму «квоты в обмен на инвестиции» заключены соглашения на строительство 64 рыбопромысловых судов, 41 судна-краболова и 27 рыбоперерабатывающих заводов. Но в настоящее время построены только семь рыбопромысловых судов, четыре краболова и 25 заводов.
Справка
Суммарный убыток российских верфей от строительства судов для вылова рыбы и краба «огромный» и составляет около 42 млрд рублей. Со строительством рыбопромыслового флота «есть серьёзные проблемы», рассказал в интервью РБК глава Росрыболовства Илья Шестаков. «Они начались ещё до санкций, и в какой-то степени их можно оправдать пандемией [COVID-19]. Но в большей степени сложности были связаны с отсутствием у верфей на начальном этапе программы нужных компетенций». Предприятия судостроения взяли заказы, но договорные обязательства с рыбаками «прописали плохо и просчитались». Сейчас верфи декларируют по промысловым судам огромные убытки. В Приморье краболовы по программе инвестквот для компаний строят Находкинский судоремонтный завод и АО «Восточная верфь», которое находится в стадии банкротства.