Ветеранов войны осталось мало. Но тем более ценны их воспоминания. О жизни Александра Павловича Сотника можно писать приключенческие книги, но сам ветеран говорит, что до последней главы ещё далеко.
Под немецкой пятой
– В одно мгновенье я понял, что остановилось моё сердце, – вспоминает участник Великой Отечественной войны свои ощущения после ранения в далёком 1944 году в Венгрии. – Пуля влетела в левую щеку, а вышла из правой. Полный рот зубов и крови… Это я спустя многие годы понял, что был почти убит.
Пережившие подобное верят, что побывали в раю. Не верил тогда Сотник в рай. Да и сейчас не в бога верит, а в великий вселенский разум… И сегодня, на пороге своего 95-летия, на тему необъяснимых загадок мироздания говорить может долго, ни в чём, однако, не убеждая своего собеседника. Александр Павлович Сотник – философ от природы.
На природе родился, на хуторе Каневском, где сосны в небо. Городнянский район Черниговской области, на Украине. И вся мирная жизнь его была связана с природой после окончания лесотехнической школы. Работа в тиши дубрав, когда из собеседников разве что говорящие на своём языке птицы да шелест листвы… партизанские места. Так оно и было. Войсковые соединения Ковпака и Фёдорова были самыми многочисленными и эффективными в партизанском движении Великой Отечественной войны.
Когда фронтовики рассказывают о войне, спустя десятилетия, они пытаются по возможности вспомнить подробности боя, атаки, штурма. Вспомнить и осознать свою роль, тот собственный вклад в Победу, до которой в 1941 году было ещё далеко.
Так вышло по судьбе, рассказывает Александр Павлович, что пришлось и пожить под немецкой оккупацией, и повоевать пришлось: «Войну вспоминаю не как романтику, хотя поначалу тоже думал, что шапками закидаем немцев. Окончил семь классов, учился хорошо, по тем временам – отлично образованным человеком считался. Дату не назову, но хорошо помню день, когда через хутор немцы шли нескончаемым потоком. Тучи самолётов. У нас поля коноплёй были засеяны: для народного хозяйства первейшее сырьё для растительного масла, о той наркотической «дури» тогда вообще не знали… Вот и заметил я в этих конопляных зарослях пятерых наших бойцов со старшиной – прятались от той немецкой армады. Попросили поесть принести. Мама в тот раз наготовила галушек, вот и понёс я им чугунок… Поели, а потом в очередной раз уже их не застал, только винтовка осталась, без патронов, штыком в землю воткнутая…»
Вспоминая о годах оккупации, Сотник всё больше говорил о том, что полицаи под командованием немецких офицеров на хуторе не зверствовали. Из своих же были, из детей раскулаченных, с некоторыми из них он в школе учился. Днём за порядком следили, а ночью прятались, боялись, что придут партизаны из леса и по закону военного времени как предателей Родины расстреляют…
Партизанское лихолетье
А партизан они со своим другом, тоже Сашкой, искали. Окрестности знали хорошо и ничего не боялись. Так однажды и набрели на разведывательный диверсионный отряд. Их человек семь-восемь было.
«Я должен рассказать, как нас расстреливали, – смеясь, продолжает рассказ Сотник. – Тогда, конечно, не до смеха было. Допросили нас, а потом решили, что мы ведь можем и проболтаться, по каким тропам добрались до партизан. «Закройте глаза, откройте рот! – командуют. – Сейчас постреляем вас». Дружок мой рот открыл, глаза закрыл, клацнул затвор винтовки, и упал мой друг от страха без чувств. Конечно, мне тоже было страшно, но глаза не закрывал, почему-то смотрел на пистолет и думал: почему он не чёрный, а никелированный, сверкает на солнце, что за штука такая…»
Друга Сашку встряхнули потихоньку, очнулся, смотрит на всех ошалелыми глазами, ничего понять не может. Ну, напросились мальчишки на первое задание: надо было всё высматривать, запоминать и в условный день, в условленном месте передавать сведения партизанам. Домой вернулись подростки на третьи сутки. Семья и до этого была на подозрении: мальчишки бегали по местам боёв и тащили в дом патроны, «рубашки» от гранат… Обыск у Сотников однажды уже случался…
В этот раз, после такой продолжительной отлучки, вновь пало подозрение. Вот жена одного из полицаев и направилась в райцентр высказать свои подозрения – мол, на хуторе партизаны… Друг про друга все всё знали, и большинство жителей к тому моменту, когда прилетел немецкий самолёт бомбить село, ушли в лес. Деревню сожгли практически дотла. Сначала бомбами закидали, а потом на бреющем полёте «фашист прицельно расстреливал каждый оставшийся дом зажигательными. А у нас селение большое: дворов 400 было…»
Вклад в Победу
Пришла очередь идти на фронт. Скудное питание, домашние сумки с сухарями. Шесть месяцев учёбы: учили танки подбивать. А потом прошли формирование в Раве-Русской, в составе 99-й дивизии.
Уже после войны нашёл Сотника его командир, завязалась переписка с вопросами-ответами. Даже в Приморье находились однополчане. Знаете, о чём вспоминал ветеран? В том числе и о том, что дивизией, в которой он служил, в какой-то период времени командовал генерал Власов. Это тоже горькая правда о войне, о комдиве, который остановил вместе с другими войсковыми формированиями немцев под Москвой, а потом перешёл на их сторону. Примечательна дивизия и тем, что комсоргом в ней был Иван Туркенич. И сразу вспоминается отряд «Молодой гвардии».
Румыния, Венгрия – это тоже фронтовые дороги Александра Сотника. Первые бои, потери близких. Страшная военная работа, не дающая передышки. Под городом Лашич прорвались немцы, пошли в наступление. Тогда сержанту Сотнику пришлось взять командование ротой. Командира за то, что у них дезертировал красноармеец, увезли в штаб представители СМЕРШа (расшифровывается буквально – «Смерть – шпионам»). Сотник за вверенных ему бойцов ответственность взял на себя: какая уж тут романтика… Трое суток, пока не вернулись отцы-командиры, он вёл своих фронтовых товарищей в бой.
– В сентябре 1944 года с тяжёлыми боями подошли в предместье Будапешта. Непрерывными атаками только можно было взять город. Перебежками. Упадёшь – встанешь… Упадёшь – встанешь. Навстречу красноармейцы – отступают. Убили их командира, вот они и побежали. А что вы думаете, страх – он такой, настигнуть может каждого, потому и ценили тех командиров, что не прятались за чужие спины. Велика была их роль, не тех, штабных, а проверенных на поле боя… В тот день, пока добрались до предместья, голову сложила половина численного состава.
Приказ есть приказ: взять господствующую высоту. Решили брать ночью, бесшумно, по возможности врукопашную выдавить немцев из траншей… И повёл солдат замкомвзвода Сотник на штурм. В траншее немец придремал. Убивать в бою фашистов – одно, но чтобы вот так близко… А нож в суматохе то ли потерял, то ли вообще без него на позицию вышел. И ударил он немца прикладом автомата, тот и стих. «То ли сознание потерял, то ли… Думать некогда было, немецкую винтовку отшвырнул, следом боец за мной бежал, кивнул ему, он понял… Но кто-то выстрелил! И такое началось… Ад кромешный! Гранатами забрасываем немецкие траншеи, какая уж тут тишина. А с рассветом начали наши миномётчики утюжить огнём эту высотку. Дрались за неё два месяца, за ночь немцев выбили, а потом приказали – отступить…»
К мирной жизни
Вот в тех боях и получил Александр Павлович своё ранение. Несколько месяцев по госпиталям. Сначала санбат, потом полевой госпиталь. Из Венгрии в Румынию… А потом домой…
Демобилизовался в 1946 году: комиссовали по ранению. В 1947-м поступил учиться в Киевскую аэрофотолесоустроительную школу. За два года освоил профессии геодезиста, таксатора (специалист, определяющий запасы на участке, его возраст, полноту, товарность). И отправился покорять Дальний Восток, Приморский край. Как он говорит, прошёл свой путь «хозяина тайги» от Владивостока до Тетюхе (ныне Дальнегорск). Но осел в Вольно-Надеждинском, здесь именно он заложил первый кирпич строящегося лесхоза. Надеждинский лесхоз всегда был на хорошем счету. Неугомонный Сотник не боялся развивать производство, строил подсобные цеха собственными силами предприятия.
Со своей супругой Лидией Ивановной, которой не стало несколько лет назад, прожили в долгом и счастливом браке более 50 лет. Двое детей: сын и дочь. Внуки. Шестеро правнуков. «Вот недавно двое правнуков-близняшек народились: Александр и Павел. Написал письмо их маме, моей внучке: великое счастье – материнство, дети – это вершина всего! И попросил беречь бабушку моих правнуков, стало быть, мою дочь».
Александр Павлович действительно до сих пор пишет письма от руки: почерк убористый, красивый, каждая буковка на своём месте… Несмотря на почтенный возраст и проблемы со зрением, читает книги, хотя освоил чтение электронное: внук подарил планшет, закачивай всё, что пожелаешь. Но «живой» книге – предпочтение.
Сотник легко может озадачить собеседника, сказав, что он читает сегодня. Например, история старообрядческой церкви на Руси. Перечитывает Стругацких, «Трудно быть богом». Возвращается к трудам Фрейда. Видит сходство современного мира с «Островом пингвинов» Анатоля Франса… Из краевой библиотеки выписал Льва Толстого: нет, не романы его интересуют, которых читано-перечитано, а позднего Толстого с его раздумьями о мироздании, о религии, Боге. Не даёт покоя Виктор Астафьев, писатель-фронтовик, который вёл дневники с 1952 по 2001 год, публикация которых вызвала неоднозначную реакцию в обществе…
…Придёт День Победы – и наденет солдат Сотник свои боевые награды: орден Отечественной войны I степени, медали «За боевые заслуги», «За победу над Германией»… Обязательно придёт к памятнику надеждинцам, не вернувшимся с той страшной войны. Вспомнит былое: ничего нет страшнее войны, он говорит об этом всегда…